Почему жители Кубани встают в очередь за приемными детьми

[Лидия]

Очень хорошая статья. Оказывается и в России есть места, где детьми занимаются все.

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/58426.htm


...
Волк и Неизвестный

Еще полгода назад они были просто двумя воспитанниками в Новолеушковском коррекционном интернате. Теперь они братья. И Саша Волк, и Саша Неизвестный по отчеству Александровичи, поэтому люди сторонние теперь даже не верят, что когда-то они были друг другу чужими. Еще труднее поверить, что на фотографиях двух-трехлетней давности изображены именно эти дети: совсем другие глаза, совсем другие лица.
— Кто из вас Волк? Наверное, ты? — обращаюсь к тому, у которого лицо порешительней.

— Нет, я Гречинцев. — Волк называет фамилию своих новых родителей.

— Я тоже, — торопится подтвердить Неизвестный.

Когда-то биологическая мама Волка пролила ему на голову кипяток. С тех пор у него на макушке прочно обосновалась плешь. Когда Волк стал Гречинцевым, его новая мама при каждом удобном случае целовала ребенка в макушку. Через пару месяцев плешь заросла сама собой.

Это лишь одна история обретения детдомовскими детьми новой семьи. Всего таких историй в станице Новолеушковской более двухсот. Недавно руководство местного интерната (теперь уже бывшего) выпустило с этими историями целую книгу. Каждая приемная семья в ней оформила по развороту. На каждом развороте справа и слева по рисунку. На каждом рисунке изображен дом. Слева все домики за высоким забором, в окнах никого не видно, во дворе даже деревья не растут. На рисунках справа заборов нет, по двору ходят человечки, стоят велосипеды, улыбаются собаки, в окнах видны столы, за ними сидят люди, на столах — еда. Огромное количество деталей и стрелочек с поясняющими надписями. Даже если ребенок не смог нарисовать лебедя на чайной чашке, он просто пишет: «Здесь нарисован лебедь. Внутри — чай с малиной». А если вместо старенького человечка получился молодой, то стрелочка указывает: «Это мой дедушка. Он пчеловод». «А это машина, — поясняет другой художник. — Называется “Фирали”».

— Разница между этими тестами ровно один день, — улыбается бывший директор интерната Татьяна Курасова. — Первый рисунок дети рисовали накануне ухода в патронатную семью, второй — через сутки. Тема одна и та же: мой дом. Стандартный психологический тест.

Коллеги Курасовой говорят, что за последний год в глазах у нее появился какой-то шальной блеск. Мир в этих глазах перевернулся на 180 градусов. Впрочем, у самих коллег Татьяны Ивановны с глазами точно такая же ерунда. Еще недавно в Новолеушковском интернате содержалось 206 детей, все, как казалось, безнадежные, с серьезными отклонениями в развитии. А потом вдруг в считанные месяцы Новолеушковский интернат стал центром краевой «эпидемии патроната»: всех детей разобрали местные жители, а учреждение пришлось перепрофилировать в Центр сопровождения патронатных семей.

— Началось все, как это часто бывает, с экстремальной ситуации, — рассказывает Курасова. — Нам надоело топить здание углем, и мы обратились в краевую администрацию с просьбой его газифицировать. Просьбу удовлетворили, но пока то да се — деньги пришли только осенью. Чтобы проводить работы, надо куда-то девать детей. Ну, я тогда и обратилась к педагогам и воспитателям с предложением — давайте до весны возьмем деток в свои семьи. Это я так — в порыве отчаяния. Была уверена, что никто не согласится. Оказалось, я плохо знала свой коллектив.

Две с лишним сотни детей разобрали в считанные дни. Сначала брали только работники интерната, потом, глядя на них, подтянулись и просто станичники.

— Мы глазам своим не верили, — вспоминает психолог Наталья Новикова. — Даже когда все дети кончились — люди шли и шли. Но самое удивительное случилось спустя четыре месяца. Пришло время возвращать детей в интернат, а дети не возвращаются. Вернули нам только 37 воспитанников. Остальных новые родители решили забрать насовсем.

— Вот тут-то вы и замандражировали: сейчас интернат закроют, всех сократят...

— Если честно, было такое дело, — признается директор Татьяна Курасова. — Потом немного успокоились: все-таки оставшиеся 37 детей самые трудные, их-то точно не возьмут. Но и тут мы ошибались! Дети стали на глазах изменяться — даже на физиологическом уровне. Они стали заниматься спортом. У них исчез энурез! Мы сначала понять не могли, что такое, оказалось — просто они стараются выглядеть лучше, чтобы их тоже взяли в семьи.

— Интернат разделился на «домашняков» и «интернатских», — подключается к разговору зам по воспитательной работе Ольга Сулим. — Мы каждый день стали с ужасом ждать семнадцати часов — именно в это время одних детей забирали домой их новые родители, а другие оставались. Естественно, слезы, истерики, обиды. Но вот прошло еще несколько месяцев, и разобрали всех. Даже с тяжелейшими психическими проблемами. Последним взяли Сережу Коржова — он вообще одной ногой в психиатрической больнице был, а теперь ребенок исправляется на глазах. Я раньше, когда по телевизору смотрела про американцев, которые берут в свои семьи безнадежных детей, все поражалась: «Какие мужественные люди!» А теперь — пожалуйста, у нас таких же мужественных полстаницы.

— Это притом что теперь у нас ситуация не экстремальная и мы еще не во всякую семью детей отдаем, — перебивает директор Татьяна Курасова. — Мы же теперь не интернат, а Центр сопровождения патронатных семей — первый в крае. Штат пришлось на треть сократить, но работы ненамного убавилось. Я бы даже сказала, работать стало трудней, потому что приходится иметь дело не только с маленькими, но и со взрослыми. Зато интересней. Короче, детки у нас давно все разобраны, а уже 51 семья в листе ожидания стоит. Готовы принять 98 детей. И пока вы до Москвы доедете, цифры вырастут еще, не сомневайтесь. Не знаем, что и делать. Будем сейчас разыскивать по другим детдомам братьев и сестер наших деток и переводить их сюда, воссоединять семьи.

— В тамошних интернатах, наверное, подумают, что вы тут все с ума посходили.

— Если интернат находится в другом регионе, то да, подумают, — смеется Курасова. — А если у нас на Кубани, то никто уже ничему не удивляется. Просто у нас тут это дело сдетонировало, а взрывной волной теперь уже весь край всколыхнуло.

«Приемная мама должна быть вымороженной»

Татьяна Синюгина — это женщина, у которой постоянно подыхает телефон. Зарядки аккумулятора хватает не более чем на полдня. Татьяна Юрьевна возглавляет в краевом Департаменте образования вроде не самый пыльный отдел защиты детства, но с недавних пор работать ей приходится по шестнадцать часов в сутки.

— Два с половиной года назад в Краснодарском крае условия содержания детей в замещающих семьях изменились кардинально, — раскрывает один из секретов Татьяна. — Ежемесячные выплаты на содержание ребенка и на оплату труда приемных и патронатных родителей увеличились на порядок и продолжают расти с каждым годом. Сейчас они уже составляют, в зависимости от возраста и состояния здоровья ребенка, от 10,5 до 13,5 тысячи рублей.

— А во сколько обходится сирота, если ее держать в детском доме?

— В полтора-два раза дороже.

— А нет ли у вас ощущения, что во всей этой истории первичны финансы, а не интересы детей? Я имею в виду и краевые власти, и приемных родителей. Ведь для одних это явное средство экономии бюджетных средств, а для других может стать банальным бизнесом.

— Лет пять-шесть назад при таких пособиях приемных родителей можно было бы заподозрить в корысти. Но сейчас Кубань вышла на третье место в России по уровню жизни. Для любого более-менее путевого человека даже в сельской местности заработать 15–20, а то и 30 тысяч рублей в месяц не проблема. В таких условиях прельститься на эти пособия без любви к ребенку могут только маргиналы, но их мы к детям близко не подпустим. За эти два года мы успели создать очень жесткую и в то же время гибкую систему фильтрации кандидатов. Мы иногда даже людям с горячим сердцем вынуждены отказывать, не то что алкоголикам-тунеядцам.

— А чем вас горячее сердце не устраивает?

— Мы очень внимательно смотрим на мотивацию человека. Ведь большинство потенциальных родителей приходят на эмоциональном порыве, а это очень ненадежный фундамент для будущей замещающей семьи. Очень сказывается здесь воздействие телевидения. Мне некогда смотреть сериалы, но я уже по количеству обращений могу точно сказать, что показывают по телевизору. Вот недавно в отделения органов опеки снова пошла волна народу — не иначе, думаю, как снова какой-нибудь сердобольный фильм начали показывать. И точно — сериал «Громовы».

— Вы хотите сказать, что розовые сопли на экране только вредят вашему делу?

— Нет, пускай сопли будут. Они делают свое благое дело — мобилизуют потенциальных кандидатов в родители. Но с этими «мобилизованными» еще работать и работать. Другая не вполне надежная мотивация — это когда родители, потеряв родного ребенка, хотят найти ему замену в лице приемного. Как правило, такие люди потом не любят мириться с тем, что этот ребенок — совсем другой человек, что он не обязан быть клоном их прежнего сына или дочери. Или вот еще распространенный случай — попытка при помощи приемного ребенка сохранить распадающуюся семью. Такие эксперименты тоже, как правило, заканчиваются плачевно. У нас уже свой жаргон на этот счет выработался. Мы весь подобный контингент для начала «вымораживаем».

— Это как?

— Не спорим с ними, а просто безжалостно рассказываем обо всех возможных трудностях и проблемах, проводим тренинги. Если не помогает — даем возможность взять ребенка на выходные. Как правило, люди случайные на этом этапе очень быстро отсеиваются. Но в последнее время случайных все меньше и меньше. В крае уже почти 22 тысячи детей живут в замещающих семьях, и эта цифра очень быстро растет. Явление становится все более заметным, о нем много говорят на местном ТВ и радио, о нем пишут, мы сами постоянно выпускаем рекламную продукцию, причем не просто с призывом брать детей, а с предупреждением о том, что это дело очень непростое. Опять же «сарафанное радио» — оно работает не хуже телесериалов. Люди видят приемных детей у своих соседей, родственников, кумовьев, узнают от них обо всех нюансах и, если после этого приходят к нам, то уже подготовленными.

— Ваша цель вообще покончить с этим «позорным пережитком советской эпохи» или просто сократить его до минимума?

— А с чего вы взяли, что это пережиток советской эпохи? Знаете, сколько в нашем крае было детских домов до 1991 года? Четыре. А за последующие пятнадцать лет их стало сорок. Так что это наследие не советской, а постсоветской эпохи. Если тут и можно говорить о каком-то пережитке советских времен, то это не количество детских домов, а сама по себе порочная система казенного детства. Мы привыкли думать, что детский дом — это судьба. На самом же деле, подобные учреждения должны быть местом кратковременного пребывания ребенка — лишь до тех пор, пока ему не найдут новую семью. Детский дом — это бассейн: по одной трубе вода туда втекает, по другой — вытекает. У нас всегда первая труба была не в меру широкая, а вторая — слишком узкая. А должно быть наоборот. Мы сейчас как раз и занимаемся тем, что находим и обкатываем технологии по расширению этой самой второй трубы. Что-то подсматриваем в других регионах, что-то находим сами.

— Хороший педагог должен быть немного сантехником. Нравится? Записать?

— Типа того. Например, пару месяцев назад запустили акцию «Мир в конверте». Это для тех, кто еще не созрел брать детей в семью, но готов, что называется, «вести ребенка». Переписка ведется только на бумаге, потом она переходит в личное общение, а нередко заканчивается и усыновлением. Или вот привлекаем студентов педвузов к работе в детдомах. Очень успешный проект, уже есть примеры, когда, наслушавшись своих детей, родственники этих студентов берут сирот в семьи. А отец Александр, настоятель храма Рождества Христова в Краснодаре, придумал свое ноу-хау. После каждой литургии он призывает прихожан становиться крестными родителями деток, которые живут в церковном приюте. При этом он проводит с потенциальными духовными родителями серьезные беседы, объясняет им, что это не чистая формальность, а очень ответственный шаг. Опыт отца Александра показывает, что очень многие крестные родители рано или поздно забирают духовных чад в свои семьи. А директор Березанской коррекционной школы-интерната уже успела развить эту идею. Она подняла церковно-приходские книги и разыскала крестных отцов и матерей своих воспитанников. Из двадцати звонков двенадцать раз на том конце провода попросили больше не звонить, но зато в восьми случаях духовные родители приехали и забрали деток к себе.

— Нет, вы не сантехники, вы охотники. Расставляете ловушки.

— Я бы сказала так: любыми способами пытаемся стереть границу между детским домом и окружающим миром. Ведь на этот счет у людей в головах до сих пор масса мифов и стереотипов. Одни считают, что ребенок из интерната — это потенциальный преступник, алкоголик или проститутка. Другие, наоборот, видят в нем бедную сиротку, которую надо зажалеть до смерти. Между тем это обычные дети, в которых просто надо вложить немного больше тепла и заботы.

На какую из этих удочек попался сам губернатор Краснодарского края Александр Ткачев неизвестно, а только недавно отец двоих дочерей тоже взял в свою семью ребенка — девочку Настю из Медведовского детского дома. Мы хотели расспросить его об этом поподробнее, но получили отказ. В коридорах местной власти по этому поводу шушукаются, что после недавнего сюжета на эту тему по местному телевидению губернатор получил нагоняй от своей жены и теперь на все просьбы журналистов только вздыхает и разводит руками.
....
( И ещё там несколько хороших глав)

[Руслан Остров]

Дал ссылку на статью в ФБ.

[Татьяна Сергеевна]

Дал ссылку на статью в ФБ.

А я на Апологии нео