СТРАШНЫЙ ЗВЕРЬ ЛЕВИАФАН, ИЛИ ГЛОБУСОМ ПО РОССИИ

[Руслан Остров]

В Париже лишились жизни журналисты, многие годы смеявшиеся над основателем ислама. И вот впечатляющая картинка: подобная лаве бесконечная людская толпа. Во главе ее европейские, азиатские и африканские лидеры идут под ручку, демонстрируя солидарность с «борцами за свободу слова», что означает право оскорблять религиозные чувства верующих. Не только мусульман. Над Христом и христианскими символами либеральная пресса глумится постоянно. Все российские радио и телестанции посвятили этому происшествию изрядное количество эфирного времени.
Второй сюжет, заполонивший эфир, — получение режиссером Звягинцевым премии «Золотой глобус» за фильм «Левиафан». Дикторы не только «Эха Москвы», но и многих более-менее объективных каналов поздравляли народ с престижной премией, наконец-то полученной российским режиссером. Ведь до Звягинцева эту премию получил лишь Сергей Бондарчук. Да и то, как выразился один знаток киноискусства, «не за талантливую режиссуру, а за обилие талантливо снятых батальных сцен, которые теперь воспринимаются и цитируется в фильмах о событиях войны с Наполеоном как хроника». А вот Звягинцев, в отличие от Бондарчука, получил свой глобус за «истинный талант». Чтобы подогреть интерес народа к этому шедевру, его стали выставлять на короткое время то на одном сайте, то на другом. А продюсер великодушно заявил, что не будет судиться с пиратами. Невольно задумываешься: откуда такое великодушие? Я соблазнился и посмотрел этот фильм. Причина продюсерской щедрости стала понятной. Левиафан — это чудовище, описанное в Библии. В редакции Звягинцева — это наше государство, делающее жизнь простого человека невыносимой. Мэр маленького приморского городка отбирает у простого парня Коли его дом, убивает руками бандитов, состоящих у него на службе, его жену, а самого Колю обвиняет в этом убийстве и сажает на 15 лет в тюрьму. Глава милиции, прокурор и прочее начальство — не столько сотрудники мэра, сколько подельники, полностью зависящие от него. Сам мэр оказывается на дружеской ноге с местным архиереем. С ним он пьет водку, к нему приходит за советом, задумав преступление. Владыка ценит его за щедрые вклады и за то, что тот стоит в первом ряду на каждой воскресной литургии. Архиерей, не хочет знать о том, что задумал его приятель, зная наверняка, что тот готовит очередное беззаконие. Он уверенно повторяет дважды: «Всякая власть от Бога» и советует мэру быть твердым, поскольку власть должна быть сильной. Мэр воспринимает это как благословение и приступает к проявлению этой силы. Друга Николая — адвоката Дмитрия, приехавшего из Москвы с компроматом на мэра — избивают. Сам мэр приставляет к его голове пистолет, но не убивает, а трижды стреляет в землю, а затем оставляет связанного подумать о том, как нужно себя вести с властью. И тот понимает — уезжает туда, откуда приехал. Но до этого он наставляет рога своему другу и выпивает с ним бесчисленное количество водки. Водку герои пьют постоянно: стаканами и из горла. Не только мужчины, но и женщины. Жена Николая, вернувшись домой после измены мужу, выпивает полный стакан не закусывая. Это такой режиссерский ход. По мнению Звягинцева, так происходит у русских людей раскаяние. Герои постоянно матерятся. И Николай с московским другом, и мэр, и доблестная милиция. Неслучайно по телевидению показали именно эту редакцию с матом. Ведь есть исправленная — без матерной брани. История с запретом сквернословия вызвала бурный протест либералов. Беда! Опять свирепствует цензура! Не позволяют материться. Ужас! Тоталитаризм вернулся! Ведь Звягинцев «показал правду жизни». А жизнь в России без мата и представить невозможно.

Так что же, Звягинцев согрешил против действительности? Нет у нас таких мэров?

Последним своим фильмом Звягинцев отстоял право быть на вершине олимпа творцов чернухи

Есть. Есть такие герои. Знаем мы и о дальневосточном губернаторе, и о кубанских собках и о прочих злодеях, вершащих свои злодеяния на бескрайних просторах Родины. Дело не в клевете на нашу действительность, а в том, что режиссер, поднятый на щит нашей и мировой либеральной публикой, фильм за фильмом демонстрирует принципиальный отказ от того, что во все века было нормой для русского художника: искусство должно возвышать человека. Звягинцев же всеми своими фильмами говорит, что ничего никому не должен и готов вместе с парижанами и европейскими лидерами отстаивать право пинать Церковь и говорить мерзости. Он не просто опускает зрителя ниже нижнего предела, а, опустив, добивает, не оставляя никакой надежды. Делает он это талантливо. Но талантливо сделанная мерзость становится еще мерзее. Последним своим фильмом Звягинцев отстоял право быть на вершине олимпа творцов чернухи.

Позвольте, — возразит поклонник Звягинцева, — а как насчет Достоевского, Лескова и прочих классиков русской литературы? Топором старушку — это ли не чернуха? В чем разница?

А в том, что наши классики умели осуждать зло и грех, но вызывать сочувствие к грешнику. Они подводили читателя к катарсису, а Звягинцев своими киноэпопеями вызывает тошноту и рвотные позывы. У него нет сочувствия не только к грешнику, ему и жертву не жалко. Это надо уметь. Холодным глазом презрительно смотрит Звягинцев на своих персонажей, и при этом во всех его фильмах герои говорят о Боге, приводят цитаты из Нового и Ветхого Заветов. Не всегда впрямую, чаще — иносказательно. И всегда с четко выраженной антихристианской направленностью. В фильме «Левиафан» Николай кричит священнику: «Где твой Бог?», а его жена спрашивает у того, с кем только что соблудила, верит ли он в Бога. На что тот проговаривает нелепую фразу: «Я юрист. Верю в факты». Значит ли это, что у героини проснулась совесть и ей стало больно от совершенного греха? Или, может быть, режиссер хотел сказать, что все юристы безбожники?

Левиафан. Фильм А.Звягинцева
Левиафан. Фильм А.Звягинцева
Герои Звягинцева чаще всего молчат, когда от них требуют ответа и открывают рты либо для того, чтобы изрыгнуть матерную брань или отдать преступный приказ. А если они что-то произносят без мата, то это должно вызвать у зрителя ассоциации, приводящие к мысли о том, что Россия неисправима и безнадежно больна.
В финальных сценах кинометафоры Звягинцева достигают апогея претенциозности. Неподалеку от скелетов полузатонувших баркасов лежит скелет того самого Левиафана — чудовища-государства. То ли свободная либеральная мысль уже убила его, растащив мясо «до основанья, а затем» выбросила его скелет на мелководье, превращенное этим же самым монстром в кладбище гниющих плавсредств. То ли это обещание грядущей расправы над «чудовищем-государством». Вот, правда, гипс, из которого смастерили скелет чудовища — материал дешевый. Отчего настырная метафора кажется абсолютным перебором и дешевкой. Да еще и металлические скрепы между позвонками говорят о фальшивке.

А уж про финальную проповедь архиерея, мечущего бисер перед сильными мира сего, и говорить конфузно. Облаченный в золотые ризы архиерей долго и маловразумительно говорит о правде. Для изображенного Звягинцевым покрывателя неправды эта проповедь должна бы звучать приговором «единению власти и Церкви»... Ан не получилось. Не верю, — как говорил Станиславский. И матерятся в России, и водку пьют, и развратничают, и убивают, а вот «архиереев по Звягинцеву», слава Богу, нет.

Больше всего мешают поверить в придуманную режиссером картинку придуманные им (иначе не назовешь) мульки. Особенно маленький мэренок, во взрослом костюме и при галстуке. Такой маленький — а уже номенклатура. И на своего отца он похож, но не лицом, а какой-то окаменелостью и остеклененностью взгляда. Автор, претендующий быть объективным рассказчиком правды о русской жизни, выдал правдоподобную фальшивку. А лица, слушающие затаив дыхание владыку... Так и видишь, как режиссер громко приказывает им в рупор изображать вдохновенную дурость либо нежить, облеченную властью.

Показывая пухлого мэрского сынка, автор намекает: «яблоко от яблоньки» — то есть из сынка вырастит такое же чудовище, как и его властительный отец.

Для талантливого режиссера мизансцена, в которой после проделанных преступлений мэр шепчет на ухо своему наследнику: «Сынок, Бог все видит», непростительна. Это уже предел пошлости и дурновкусия.

В среде кинематографистов считалось неприличным выполнять идеологический заказ.

Звягинцев это сделал. Только заказчики не коммунистические бонзы, а заокеанские дяди.

От Звягинцева западные обыватели узнали «правду» о российской власти и православных архиереях

О том, что происходит на Донбассе, западные обыватели узнают из украинской пропаганды. От лауреата Каннского фестиваля Звягинцева они теперь узнали «правду» о российской власти и православных архиереях. Теперь у заграницы есть весомый повод ужесточить санкции.

Но наши мэры не пойдут «под ручку» с архиереями по широким проспектам столицы протестовать против кощунников и певцов чернухи. И правильно поступят.

А я почему-то вспомнил анекдот о том, как зануда, собравшийся эмигрировать из России, никак не может выбрать страну, в которую уехать.

Обалдевшие от него сотрудники ОВИРа всячески пытаются ему помочь: расхваливают то одну страну, то другую. Затем дают ему глобус. Зануда целый час его вертит, а потом спрашивает: «Нет ли у вас другого глобуса?».

У овировцев не нашлось, а вот у Звягинцева теперь есть. И не простой, а золотой.

Боюсь, и наши знатоки искусства поспешат поскорее наградить лауреата. Хотя бы в номинации «За талантливое использование ненормативной лексики». Ведь хулиганам, написавшим на мосту слово из трёх букв, дали премию от имени государства.

Александр Богатырев

16 января 2015 года

http://www.pravoslavie.ru/jurnal/76550.htm